Иллюстрации Бенуа к «Медному всаднику» Пушкина 1899-1905 годы

При работе над «Медным всадником» определила высший подъем творчества Бенуа этих лет.

Книга была задумана в небольшом формате, близком к «альманахам» пушкинской поры, переплет и форзац не предусматривались, рисованные шрифты сведены к минимуму. Разрабатывая макет, художник шел за поэтом последовательно, «строфа за строфой»; каждая страница книги должна нести рисунок. Эталоном такого «построчного» иллюстрирования была для Бенуа «Душенька» И. Ф. Богдановича в иллюстрациях Ф. П. Толстого.

Судя по эскизам, художник, начиная работу, строил рисунки, привычно сочетая иллюстрацию со стилизованной орнаментикой. Но стилизация плохо уживалась с ясной и чистой стилистикой текста. Реалистические по своему духу и строю, подготовительные наброски к «Петербургской повести» обнаруживают черты прямой преемственности с русской графической традицией — прежде всего с «петербургской» графикой пушкинской эпохи. Так, обращаясь к опыту прошлого и учитывая уроки старой японской гравюры, Бенуа ищет пути к решению задач современных — отрываясь от иллюстрационного станковизма, он, пусть не всегда с достаточной последовательностью, добивается сугубо книжной специфики рисунка.

Выполненные тушью в технике свободного наброска кистью, имитирующего гравюру, рисунки должны были воспроизводиться в книге с цветными «подкладками» — зеленовато-серой, желтовато-серой, изредка розовой. Общее впечатление «ксилографичности» усиливалось настоящей гравюрой на фронтисписе (Остроумова-Лебедева по эскизу Бенуа).

Образ Петербурга пушкинской эпохи в иллюстрациях

Лейтмотив графической трактовки поэмы — образ города. Гранитные набережные, громады дворцов, размах площадей — на всем печать классической ясности, архитектурной гармонии и специфически «петербургского» лаконизма. В облике Петербурга пушкинской поры, воссозданном по старинным гравюрам и описаниям, звучит восхищенно любовное отношение художника к городу. Но душа столицы империи двойственна. Все противостоит здесь чистым человеческим чувствам. «Скука, холод и гранит». И когда в этом двуликом городе зарождается светлая любовь бедного чиновника к Параше, в нее деспотично вторгается город. И власть. Недаром па рисунках Бенуа поединок Евгения с всадником завершается драматической концовкой: грозные, вздымающиеся к небу волны, косой дождь и торжествующий силуэт монумента «того, чьей волей роковой над морем город основался».

В серии Бенуа восторженная ода перемешана с проклятием столице. Рисунки драматичны, как вопль души художника, внезапно открывшего в облике любимого Петербурга «что-то фантастическое, какую-то сказку об умном колдуне, пожелавшем создать целый город, в котором вместо живых людей и живой жизни возились бы автоматы». Идея о приниженности человека в современном обществе, калечащем, убивающем живую душу, превращающем людей в подобие марионеток, которая нашла отражение и в характеристике героя поэмы.

Издание «Медного всадника» в 1904 году в формате журнала «Мир искусства»

Замысел Бенуа не осуществился: враждебно встреченные заказчиком, рисунки вместе с пушкинской поэмой были напечатаны в дягилевском «Мире искусства» (1904). Такой «журнальный вариант» издания не мог быть совершенным. Тем не менее уже современники поняли: русская графика впервые ставила здесь перед собой задачу создания целостного и глубокого комментария к произведению классической литературы.

«Медный всадник», воспроизведение которого А. А. Сидоров называет «главным событием с начала и до конца издания «Мира искусства», оказал огромное влияние на русскую книжную графику: в ее развитии начинался новый этап. Глубокие, с тщательно разработанным сценарием циклы иллюстраций, с которыми вскоре выступят Д. Н. Кардовский, Б. М. Кустодиев, Е. Е. Лансере, во многом обязаны ему своим рождением.

1905 год - Продолжение работы над "Медным всадником"

В 1905 году Бенуа сосредоточенно работает в книжной графике. В новых рисунках к «Медному всаднику» тема преследования Всадником маленького человека превращается в лейтмотив всего цикла: черный всадник над беглецом — не столько шедевр Фальконе, сколько олицетворение жестокой силы, власти. И Петербург не тот, покоряющий художественным совершенством и размахом строительной мысли, а угрюмый город — скопище мрачных домов, торговых рядов, заборов. Тревога и беспокойство, охватывающие художника, превращаются здесь в настоящий крик о судьбе человека в России. Никогда прежде его размышления о личности, подавленной, гонимой, раздавливаемой слепой силой деспотизма, не изливались в образ столь трагедийный и горький.

Воображением художника владеют впечатления от виденного на площадях Петербурга. Они заставляют по-новому звучать всю поэму, привносят в ее графическую транскрипцию черты переклички с современными событиями. Бенуа любил говорить, что работает без предвзятости. Но мы знаем: художник, если талантлив, не может в той или иной форме не отразить в своих произведениях жизнь, которая его окружает, тем более в период исторических сдвигов. Закономерно, что отзвуки великих социальных потрясений 1905 года явственно звучат в графике Бенуа.

Прочная реалистическая подоснова этой серии очевидна. Да и пространственно-перспективное построение листов близко господствующему в реалистической станковой живописи этой поры. Характер объемного тонально-живописного решения скорее напоминает о работах таких иллюстраторов, как Пастернак («Воскресение» Л. Толстого), Кардовский («Каштанка» Чехова) и Кустодиев (иллюстрации к Гоголю), нежели о двухмерной, сугубо книжной черно-белой графике друзей Бенуа по «Миру искусства». Максимально выразительное воплощение замысла в каждом отдельном рисунке волнует автора больше, нежели создание единой графической серии, предназначенной для печати и способной обеспечить эстетическую целостность книги, как таковой. Это сказывается и в том, что у иллюстраций разные размеры и различный формат, да и рисовальная техника в них неоднотипна. Это скорее «станковые иллюстрации» к Пушкину.

Читайте также...