Письма к Кукрыниксам (М. В. Куприянову, П. Н. Крылову и H. A. Соколову).

Краткая справка о Кукрыниксах

Творческий коллектив художников, мастеров русской карикатуры ХХ в. В состав коллектива, названного по первым буквам фамилий его участников (а также имени одного из участников), вошли: Михаил Васильевич Куприянов – (1903—1991); Порфирий Никитич Крылов – (1902—1990); Николай Александрович Соколов – (1903—2000). Все эти художники сдружились в годы учебы во Вхутемасе (Высшие художественно-технические мастерские) (1921–1929) и с той поры работали вместе. С 1927 постоянно сотрудничали с прессой (газеты «Правда» и «Комсомольская правда», журнал «Крокодил»). Большую популярность среди творческой интеллигенции завоевали портреты-шаржи (частично скульптурные, переведенные в керамику). В графике предпочитали рисунок тушью и (в плакатах) гуашь; позднее чаще обращались к смешанной технике. Графические серии Кукрыниксов («Старая Москва», 1931–1934; «Транспорт», 1933–1934; «О дряни», 1959–1960) впечатляют своим неистощимым остроумием. Целый ряд их карикатур-плакатов военных лет (к примеру, «Беспощадно разгромим и уничтожим врага!», 1941) завоевал мировую славу. После войны Кукрыниксы исполнили множество композиций для «Окон ТАСС». Из живописных полотен наиболее экспрессивны те, где ярче всего проступает острое чувство гротеска («Конец» – с Гитлером и его подручными в берлинском бункере, 1947–1948, оригинал не сохранился; повторение 1961–1964 – в Русском музее). Внесли также значительный вклад в искусство книги; в этой сфере их творчества вполне современный колючий сарказм (рисунки тушью к «Двенадцати стульям» Ильфа и Петрова, 1933 и 1967, а также к «Сказкам» и «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина, 1937–1939) соседствует с лирическим бытоописанием в духе старинного романтизма (иллюстрации к «Даме с собачкой» А.П.Чехова; черная акварель, 1945–1946). За свои карикатуры, плакаты, картины и книжные иллюстрации Кукрыниксы были удостоены пяти Сталинских (1942, 1947, 1949, 1950, 1951) премий, а также Ленинской (1965) премии, Государственной премии СССР (1975), званий Героев Социалистического Труда.

2 декабря 1957 г.

Милые и дорогие Кукрыниксы

(Но, может быть, правильнее сказать: милая и дорогая Кукрыникса?)

Я потрясен вашей любезностью, вашей щедростью, а что касается вашего мастерства и вашего художественного вкуса, то и говорить нечего! Вы чудесные художники, чудесные “графические комментаторы”, а к тому же представляете собой некий творческий феномен, ибо ваше сотрудничество до такой степени слитно, что даже не допускает каких-либо стильно критических разгадок: тут-де просвечивает один мастер, а вот тут — другой и третий. Самое удивительное: ваш симбиоз никак не вредит ни свежести, ни юмору, ни убедительности. Речь вашего творчества течет свободно, просто, естественно. Это хорошо. Не знаю, нужно ли желать, чтоб таких феноменов народилось еще, чтоб создалась такая “академия” или своего рода “завод”, но во всяком случае это соблазнительно. Говорю по личному опыту, ибо и сам я когда-то пробовал наладить такие “марияжи” — с К. Сомовым (собирались иллюстрировать с ним Э. Т. А. Гофмана) и с Е. Лансере (что-то мы сделали для книги Кутепова “Царская охота”), но все же к настоящему сотрудничеству эти опыты не привели. Получалась во вред делу одна обоюдная стеснительность. Ну, а у вас никакой стеснительности не чувствуется. Если же вам интересно знать, чтo более из всего присланного мне нравится, то знайте, что это, пожалуй, “Портрет”. Будучи тринадцати лет, я прочел (оба варианта) этой повести и чуть с ума не сошел (то было ах! до чего прекрасное время когда я чуть что не каждый день сходил с чего-либо с ума просто удивительно, как не рехнулся вовсе) и тогда же решил, что все образы, вызванные Николаем Васильевичем в моей голове, я непременно передам на бумаге. Однако, не передал. Вы же изобразили все, если, быть может, и не совсем так, как я видел, то все же убедительно в полной мере, и за то вам особое спасибо. Спасибо и за все другое. Что же касается “почтеннейшего друга моего Дон-Кихота (сей дружбе я не изменил и по сей день), то единственный “недостаток” этих двух фолиантов заключается в том, что на такую массу текста хотелось бы еще больше “картинок” (в частности текстовых виньеток). Может быть, последует новое дополненное издание? Еще одно замечание, мне очень по вкусу способ воспроизведения в “Даме с собачкой”. Что это? Особый вид ксилографии? Пленит четкость, так хорошо вяжущаяся с четкостью типографии.

Ну вот, дорогие сослуживцы в Аполлоне, и все. Если снова будете в Париже (и не на один день, а на более долгий срок), то милости просим. А пока до свидания и еще, еще благодарю.

Не имеющий удовольствия быть лично с вами знакомым, но все же душевно вам преданный

Александр Бенуа, Париж.

2 мая 1958 г.

Дорогие, глубокоценимые друзья и коллеги!

Все свои письма, включая и это, я за последнее время (за последние годы) принужден начинать с покаяния — за промедление с ответом. Однако на сей раз это промедление особо квалифицированного характера и конфуз мой носит тоже чрезвычайный характер, потому что за вашими письмами последовало получение и “Фомы Гордеева”, и интереснейшей книжки Ольги В. Серовой, и, главное, монографии о вас, ставших моими любимыми товарищами по искусству. Наконец, пришла и “папочка” с рисунками русских художников, среди которых оказался и мой рисунок. Так вот, во-первых, прошу прощения за промедление (моему смущению нет пределов), а затем я должен высказать вам свою благодарность за все и, в частности, за Не скрою от вас, я порядком позабыл с тех пор, что, полвека назад, я прочел его. И едва ли я еще раз взялся за эту длинную историю, если бы не ваши иллюстрации. Они побудили меня это сделать (так же, как исподволь кусками я, с превеликим удовольствием, перечитываю “вашего” Дон-Кихота), читая же роман Горького под как бы вашим “руководством” (ведь в этом “руководстве” как бы самая цель иллюстрации), я получил большое, глубокое наслаждение, так как и образы, и события, и обстановка, и пейзаж благодаря вашему таланту и проникновенному знанию быта (и всей эпохи — эпохи моей юности) восстали передо мной с исключительной яркостью. Лично мне плохо известен быт нашего купечества, знал его не столько по опыту, сколько по литературе, театру и по картинам. Сколько мне дал один “Приезд гувернантки” Перова! Ну, а тут я вошел в тесный контакт со всеми действующими лицами и все они предстали предо мной как живые и, если не пленили своими качествами, то в высшей степени заинтересовали, а где нужно и взволновали. Эти иллюстрации, пожалуй, ваш шедевр, и честь вам и слава. Не сомневаюсь, что и ваше иллюстрирование “Хождения по мукам” окажется не менее прекрасным и значительным. Мечтаю ознакомиться и с этим трудом!

Спасибо за добрые слова об “Азбуке”. Но неужели, пройдя через три (!) поколения, книжка не истерлась вконец!? К сожалению, я был бы в таком случае лишен удовольствия заменить истрепанную новым экземпляром, ибо сам не владею ни единым, а гостит у меня экземпляр одной из моих дочерей — одной из тех девочек, которые фигурируют в “Городе”, “Генерале”, в и “Бай-бай”. Они с тех пор очень выросли и даже стали бабушками! Попутно жму руку вашему и целую вашу внучку.

Нет у меня и рисунков к “Медному Всаднику”. Насколько мне помнится, весь комплект в 1920-х годах (?) был приобретен Русским музеем и должен находиться там. Но чтоб как-нибудь выразить вам свою признательность за все, чем вы меня балуете, я, как только управлюсь со срочными делами, сделаю вам по рисунку (варианту), которые, авось, будут не хуже тех, что изданы. Если же силы и здоровье (завтра мне минет 88 лет!!) тому воспрепятствуют, то я распоряжусь, чтоб мои “потомки” исполнили мой завет — вам преподнесли из моего наследия что-либо по вашему выбору.

Не следует ли вам побывать на Брюссельской Международной В художественном смысле о ней пока здесь ничего не слышно, что же касается общего аспекта, то такой (судя по иллюстрированным журналам) представляет собой невиданное до сих пор уродство… Докатились…

Обнимаю вас всех троих, еще и еще благодарю и остаюсь с искренним приветом преданный вам

Александр Бенуа, Париж.

6 февраля 1959 г.

Дорогие Кукрыниксы, Михаил Васильевич, Порфирий Никитич, Николай Александрович!

Был чрезвычайно обрадован получением от вас весточки… Исполняю просьбу вашу и снабжаю ваш групповой портрет своим автографом, но более пока не пишу, потому, что продолжаю хворать и чувствую непреодолимую слабость. Столько месяцев без воздуха и передвигаясь лишь в ограниченном пространстве верхнего этажа нашего обиталища (две с половиной комнаты), тогда как спускаться в ателье я избегаю, так как там еще холоднее и уж очень тяжел обратный подъем.

Да, дорогие друзья, я порядком сдал, сам себя не узнаю. И до чего же это скучно... Мне и писать стoит мучительных усилий, не говоря уже о рисовании, о “насиловании своей фантазии”. Вот почему я и Вам, дорогой Николай Александрович, в свое время не ответил, хотя письмо Ваше и доставило мне большую радость и я охотно вступил бы с Вами (и со всем симбиозом) в постоянную переписку... Но авось к весне (если еще жив буду), вместе с теплом мне станет легче, точнее: я стану крепче и тогда минует и одолевающее уныние.

Все же и теперь не забывайте меня, пишите, ставьте, если нужно вопросы — по мере сил я буду отвечать, или ответит, под мою диктовку, моя дочь: мы оба (я и дочь) шлем вам дружеский привет, и мечтаем о том, чтоб с вами встретиться, заразиться вашей бодростью, вашим юмором.

Обнимаю всех трех и остаюсь душевно вам преданный

Александр Бенуа, Париж.

P. S. Неужели я не поблагодарил вас за “Хождение по мукам”?! Значит эти великолепные книги прибыли в один из моментов более критических, когда я совсем обессиливал... Примите же сейчас эту запоздалую, но горячую благодарность! Хотел выразить ее вам лично и крепко, крепко пожать всем троим руки!

Читайте также...